Они виртуозно лавируют между соседями на дороге. Лихо устремляются в свободные узенькие щели в сплошном непрерывно движущемся потоке, ухитряясь не сталкиваться, даже мчась навстречу друг другу. Правда, «мчась» условно: скорость выше 30 км/час запрещена. На крошечном байке часто умещается вся семья – родители и один или даже два ребенка. Машин не очень много. Правила движения существуют лишь формально. На светофоры никто не обращает внимания – ни водители, ни пешеходы. При приближении к каждому перекрёстку от ужаса зажмуриваю глаза. Перейти улицу для иностранца – если не подвиг, то сверхотважный поступок. Во всяком случае, мне в первые дни пребывания приходилось обращаться за помощью к местным жителям. Благо, вьетнамцы – народ доброжелательный, с чувством юмора.
Наконец, машина покидает город. В утреннем тумане бескрайние рисовые поля с голубыми горами на горизонте. Земля идеально ухожена. Крестьяне в шляпах номах копошатся на полях. Кто-то, стоя по колено в воде, высаживает аккуратными рядами нежные ростки риса. Кто-то вспахивает новое поле, идя за буйволом с плугом. Труд на рисовых чеках никогда не прекращается и обязателен для всех членов семьи. Некоторые не желают покидать свои делянки и после смерти, завещая похоронить себя прямо среди полей. Маленькие каменные надгробия в виде ярких домиков с загнутыми углами крыш поднимаются то на одном, то на другом поле.
Рис сменяют кокосовые рощи. Ловкие, как обезьяны, сборщики орехов добираются до вершин высоченных пальм и сбрасывают созревшие плоды на землю. Остальные члены семьи собирают их, сортируют, откладывая в сторону треснувшие. Целые, размером с голову, повезут вечером на ближайший рынок.
А вот поля с маленькими вьетнамскими ананасами, с нежной мякотью, сладкой и ароматной, совсем не кислой. Для тех, кто не знает: ананасы растут вовсе не на пальмах, а прямо на земле.
Проехав по Вьетнаму сотни километров, всюду видела, как крестьяне, несмотря ни на жаркое солнце, ни на тропический ливень целыми днями не покидают плантаций. Упорство и трудолюбие этих маленьких, хрупких на вид людей поражают. Вся их земля во время войны была выжжена напалмом, вытравлена диоксином. Теперь же, спустя три десятка лет, благодаря усилиям тружеников, она вновь плодоносит и радует глаз изумрудной зеленью.
Цель моего путешествия – бухта Халонг в Тонкинском заливе. Именно здесь в 1964 году взорвался американский корабль, что послужило поводом для начала войны между США и Северным Вьетнамом.
Без Халонга Вьетнам – не Вьетнам. Сюда возят туристов, здесь снимают фильмы самые знаменитые режиссеры мира. «Там, где дракон спустился в море» – так переводится название бухты. Пришло оно из легенды о Красном драконе, спасшим местных рыбаков от врагов, напавших со стороны залива. Дракон, извергая огненное пламя и камни, ринулся в морские воды. Упавшие камни превратились в тысячи островов. Вражеские корабли не смогли пробиться к берегу сквозь скалистые горы, выросшие прямо из воды. Спасенные рыбаки стали поклоняться дракону, который решил поселиться в бухте навеки. Выдолбил хвостом глубокие ямы и впадины, куда и погрузился. Правда, над водой остались наиболее крупные части его тела в виде самых больших островов. Местные рыбаки, а особенно жители водной деревни, дома которой разместились на плавучих фундаментах прямо в воде, любят рассказывать, как в шторм дракон поднимается из вод залива.
Наконец, гладь Халонга передо мной. Из тумана выступают острова, причудливых форм и размеров. Между отвесными скалами их берегов скользят деревянные красно-коричневые корабли, украшенные искусной резьбой с головой дракона на корме и красным флагом с жёлтой пятиконечной звездой на мачте. Между кораблями снуют лодки. С них торговцы предлагают товар – фрукты, дары моря, незатейливые поделки.
Один из чудо-кораблей ждёт меня. Приветствие команды на борту – вместо хлеба с солью подают зелёный чай. И вот уже туман, окутавший после дождя всё вокруг, кажется жемчужно-голубым, проступающие сквозь него скалы – загадочными и полными тайн. Выглянуло солнце – вода стала бирюзовой, а скалы оказались в бархате голубоватой зелени. Острова напоминали очертаниями то пару петухов, то кошку, то парус, то самого дракона! С проходящих мимо суден мне приветливо махали японцы, китайцы, африканцы, европейцы. Словно весь мир прислал сюда своих представителей. Все одинаково восхищались природным чудом. От этого было светло и радостно.
Здесь в Халонге я прожила необыкновенно счастливый день. Купалась в чистейшей воде залива. Забиралась в пещеры, тысячелетиями вымываемыми в скалах водой, и слушала ветер, поющий среди сталактитов и сталагмитов. Смотрела, как рыбаки плавучей деревни разводят креветок, крабов, рыб, устриц. Рыбацкие семьи живут в своих домах на воде постоянно. Здесь же на воде расположена школа для детей, кинотеатр. Продукты выменивают отчасти на добытые и выращенные дары моря, отчасти плавают за ними на берег. Особого достатка в домах не заметно, но там есть холодильники, телевизоры, видеосистемы. Никакого мусора ни вокруг плавучих домиков, ни внутри нет. Вьетнамцы, вообще, исключительно, чистоплотный народ, к природе относятся трепетно.
Ещё одна приятная часть морской прогулки – обед. Он был приготовлен прямо на борту из свежепойманных рыб, крабов, креветок и прочих обитателей моря. Креветки своими размерами напоминали лангустов, за которых я их и приняла поначалу. Ко всем блюдам было подано около десятка различных соусов и, конечно, рис, который заменяет в этих краях хлеб. Но хлеб тоже был. И какой! Если бы вы знали, какие французские булки и багеты пекут во Вьетнаме! Видимо, наследие колониализма бывает не только плохим. Впрочем, вьетнамская кухня заслуживает специального рассказа.
Да, Халонг прекрасен! Не зря он включен ЮНЕСКО в список мирового наследия. Смотрю на воды бухты последний раз. Так хочется вернуться сюда еще!
В Ханой возвратилась поздним вечером.
Позже от буддистских монахов услышала, что Вьетнам – это страна тайных знаний. Здесь открывается удивительный, незнакомый мир: дикие горы и тщательно обработанные поля, многоводные реки и тропические леса, песчаные дюны и прозрачные водопады, чистейшие пляжи и кокосовые рощи, многолюдные города и маленькие деревни, роскошные отели и скромные дома местных жителей. Здесь поклоняются буддизму и коммунизму, конфуцианству и капитализму. Здесь всё имеет два лица.
Так и Ханой: днем – это один город, а ночью – совсем иной. Днем город тает в жаре, сжигается солнцем, а ночью окутывается сырой тропической тьмой, перемежаемой островками света. Влажный ночной аромат Красной реки смешивается с запахом цветов и специй.
Днем многим, чтобы выжить, надо успеть на три(!) работы. Здесь не знают сиесты, распространенной в жарких странах. Все трудятся непрерывно полный день. Ханойцам живется трудно. Улыбаются они редко. Однако бедность сочетается с опрятностью: чистенькие и нарядно одетые дети, мужчины в отглаженных светлых сорочках, изящные женщины в шелковых брючках и платьях аодай с разрезами по бокам, от чего подол развевается, как крылья бабочки. Женские лица прикрыты от пыли и солнца повязками из ткани, а руки – шелковыми перчатками.
Хотя безработица, несмотря на социализм, во Вьетнаме большая, к счастью, в стране присутствует и капитализм с мелкой частной собственностью и малым (очень малым!) бизнесом. Он помогает выживать. Почти при каждом жилом доме существует или маленькая торговая лавочка, или крошечное кафе в один-два столика, или ремонтная мастерская, или какое-то мелкое ремесло – пошив одежды или обуви, изготовление мебели, сувениров или чего-то другого, на что способна фантазия умельцев. Больше всего процветает уличная торговля. Везде, куда ни глянешь, глаз выловит продавца в шляпе конусом с коромыслом наперевес. Сгибаясь под тяжестью, он бежит куда-то мелкими шагами со своим нехитрым товаром.
О домах вьетнамцев надо сказать особо. Каждая семья мечтает о своем домике. Сама его постройка, считают, вполне доступна, да земля дорогая. Цена ее рассчитывается весьма своеобразно: по ширине фасада. То есть в высоту и в глубину дом может строиться настолько, насколько хватит денег. Но ширина, обращенная к улице, строго соответствует цене! Правило пришло из старых времен, когда налог на жилище был пропорционален его ширине, обращенной к улице. Поэтому все дома очень узкие, вытянутые вверх на два-три этажа, а те, что побогаче, – на целых пять и больше. Украшены и выкрашены только фасады, боковые стены – глухой серый бетон. Зачем красить сбоку, если рядом может вплотную поставить свой дом сосед? Вот так и ждут его годами. Внутри таких двуликих домиков, с нарядным лицом-фасадом и серыми неокрашенными боками, крохотные, блистающие чистотой комнатки. Живет там, как правило, вся большая семья – родители, их дети с семьями, бабушки, дедушки. Тесно! Вечером, когда все домочадцы в сборе, они устраиваются на тротуаре перед домом за крохотным детским столиком – ужинают, пьют пиво, чай, беседуют. Одновременно кто-то здесь же занимается семейным бизнесом – шьёт, плетёт, стругает, вышивает, ремонтирует, готовит еду на продажу. Весь город на улице! Прохожим, из боязни задеть сидящих, приходится балансировать, перешагивая через игрушечные стульчики и столики.
Ханойская молодёжь собирается вечерами в парках или у озёр. Целоваться и обниматься на улице не принято. Посидеть рядом, «едва соприкоснувшись рукавами», куда ни шло. Парни и девушки пьют пиво, кока-колу, смеются, слушают музыку. Пластмассовые стаканы и тарелки часто стоят прямо на сиденьях их вечных спутников – мотобайков. Тех, кто посостоятельнее, ждут кафе и бары, которых в Ханое великое множество. Особенно любимы те, где есть караоке. Страна просто помешана на караоке.
Оказалось, очень приятно, сидя вечером в каком-нибудь не очень пафосном ресторане, съесть миску супа фо. Жители Ханоя уверены, что такого вкусного супчика фо нигде больше не готовят. Чтобы почувствовать ауру города, надо обязательно съесть такой суп. Лучше всего у какого-нибудь разъездного продавца, который катит свою тележку с приспособлениями для приготовления пищи и внимательно следит, кто его окликнет. Он подъедет и быстро на ваших глазах побросает в готовый бульон мелко нарезанные кусочки мяса, курицы, краба, креветки, рисовую лапшу. Все это мгновенно отварит на спиртовке, сдобрит какими-то необычайно ароматными травами, специями и подаст в одноразовой пластиковой миске с одноразовыми палочками и небольшой ложкой. Выглядит все аппетитно и красиво. Еда в Ханое не столько обильна, сколько непременно красива! Стоит она сущие копейки. Конечно, для европейца такой способ питания – экзотика, а для вьетнамца – обыденность.
А потом в любом кафе на берегу озера стоит заказать чай. Вы будете пить ароматный вьетнамский чай, наливая его из изящного чайника в крошечные пиалы, смотреть на мерцающие в воде вечерние огни, вслушиваться в доносящуюся отовсюду негромкую музыку. Одновременно могут звучать и Битлы, и наш «Миллион алых роз».
Озеро Хоанкием, расположенное в самом сердце столицы, - особое озеро, окутанное легендами и преданиями. Когда-то здесь жила огромная черепаха. Она вручила вьетнамскому воину Ле Лою волшебный меч, который помог изгнать китайских завоевателей. В каждом вьетнамском городе обязательно есть улица имени героя-освободителя. Когда страна вьетов стала свободной, черепаха потребовала меч обратно и, получив его, погрузилась в воды озера, которое с тех пор стали называть Хоанкием – Озеро возвращенного меча. В память о событии среди водной глади возведена трехъярусная пагода, а на острове в Храме нефритовых гор хранится чучело гигантской черепахи, выловленной из озера в 1968 году. Двухметровой священной рептилии весом около четверти тонны было 400 лет. Может, она служит подтверждением чуда с мечом?
Так, черепаха, мудрая и неторопливая, стала символом трехмиллионного Ханоя – северной столицы, где, кажется, больше всего почитают прошлое. Суета, казалось бы, свойственная столице, поглощается хаосом кривых улиц и переулков, особенно в старой части города, сохраняющей вековую планировку расселения ремесленников, с бесконечными магазинчиками, маленькими мастерскими, кафе. Здесь все что-то продают, покупают, готовят, ремонтируют. Все не торопясь, обстоятельно. Люди деликатны, вежливы, полны достоинства.
На улицах, особенно в центре, видны красные транспаранты, от которых мы в России как-то уже отвыкли. Я узнала, что, кроме коммунистических лозунгов о социальном равенстве и будущем процветании, они призывают и к непривычно новому – к уплате налогов. Вьетнамское государство пытается соединить социализм и капитализм. Хотя социализма в Ханое, кажется, всё-таки больше. Но, тем не менее, два лица налицо!
Если Ханой ассоциируется с черепахой, то шестимиллионный Хошимин, или по-старому Сайгон, скорее, с драконом. Повсюду мощь и напор современной жизни: больше машин, больше высотных домов, блистающих стеклом и сталью, больше шикарных витрин. Чёткая планировка прямых улиц и площадей. Куда ни глянешь, повсюду строительные краны. Современная архитектура теснит французские колониальные кварталы. Социализм ощущается не сильно, хотя здесь, как и в Ханое, почитают «дядюшку Хо». Ему город обязан своим новым именем. Прижилось ли оно? Не знаю. Но показалось, что Сайгон слышится чаще, чем Хошимин. Кстати, сами вьетнамцы говорят не ХоШимин, а ХоЧимин.
Сайгон еще в ХIХ веке называли Парижем Индокитая за его бурный, весёлый нрав. Этого не отнять у города и сегодня, особенно после захода солнца, когда ночную тьму рассеивает блеск неоновых огней. Но деловая хватка прежде всего. Река Сайгон в черте города заполнена огромными танкерами и многопалубными кораблями, бесчисленные буксиры тянут по воде тяжело груженные баржи, время от времени мимо проносятся катера-ракеты, ещё советского производства. Паромы едва успевают перевозить с берега на берег вечно спешащих сайгонцев, которые, покидая паром на своих мотобайках, со скрипучего причала на полной скорости прямо-таки врезаются в плотный поток уличного движения. Кстати, в отличие от Ханоя, здесь транспорт кое-где останавливается на красный свет. Никак не преодолеть влияние многолетнего колониального гнёта!
Вместо красных полотнищ улицы города, а больше всего берега реки, заполнены рекламными щитами известных международных фирм. Вьетнам, спустя 20 лет после победы в войне с США, обратился к рыночной экономике. Практичный и склонный к передовым идеям Сайгон сразу же подхватил новые веяния, бросился менять стиль жизни, стараясь вписаться в мировые стандарты. Здесь стали строить новые отели, рестораны, большие торговые центры, восстанавливать и расширять традиционные городские рынки. Ночные улицы ярче засияли огнями и элегантными витринами. Совместные с известными мировыми производителями предприятия дали городу десятки тысяч рабочих мест.
Сегодняшний Сайгон уже забыл о войне. Забыл, как американцы сносили узкие улицы и старинные постройки для прохода военной техники. Забыл, как бомбили, утюжили танками, выжигали напалмом целые кварталы. Забыл. И даже, вроде бы, простил. Во всяком случае, здесь без злобы, а вполне дружелюбно встречают американских, да и французских тоже, туристов, которые развлекаются в ночных клубах, массажных салонах. Некоторые клубы носят многозначительные названия, например, «Апокалипсис сегодня». Среди иностранных гостей американцы по численности занимают первое место. Русские в людской массе пока не очень заметны. Вообще-то, иностранцев здесь любят. Понимают, что они везут в страну деньги. Уверены, туристический бизнес в стране с древней культурой и уникальными памятниками, с великолепной природой, с километрами песчаных пляжей и теплым морем, с трудолюбивым и доброжелательным народом станет мощным двигателем всей экономики.
Новый Сайгон-Хошимин растет бурно и целеустремленно. Экономический рост в отдельные годы достигал 10-12 процентов. На сегодня средний годовой доход горожан $2100, что почти в 3 раза превосходит средний уровень по стране ($720), где проживает около 80 млн. человек. Эти миллионы живут бедно, очень бедно, однако с потрясающим упорством строят новую жизнь, отказавшись от утопий, но уважая традиции.
Ханой движется в будущее осторожными черепашьими шагами, останавливаясь и оглядываясь на прошлое, размышляя о справедливости, о пагубности быстрых и сверхвысоких доходов, стараясь избегать непривычных рыночных рисков. Хошимин же готов, словно дракон, сметать все препятствия на пути к будущему, он хочет иметь всё и сразу, готов ради этого работать ещё больше и ещё быстрее, он хочет разбогатеть немедленно, а дальше трудиться и жить, наслаждаясь и радуясь. Кто прав?
В Хошимине нет, как в Ханое, мавзолея «дядюшки Хо», куда выстраивается очередь почитателей. Зато перед городской ратушей стоит памятник вождю, куда жители приносят цветы и где детей принимают в пионеры. Пионеры уверенно пользуются продуктами капиталистического мира – компьютером и интернетом, говорят и посылают эсэмэски по мобильному телефону, а по праздникам в традиционной вьетнамской одежде посещают с родителями древние пагоды и зажигают ароматные палочки перед статуями Будды.
Вот так и живет современный Вьетнам с двумя лицами: одно обращено в будущее, а другое не может отвернуться от прошлого.
Лариса Владимирова
Выезжаю из Ханоя ранним утром. Солнце только взошло. Но улицы забиты тысячами (!) мотобайков....
ПодробнееВыезжаю из Ханоя ранним утром. Солнце только взошло. Но улицы забиты тысячами (!) мотобайков....
ПодробнееОтсутствие цивилизационных благ, обеспечиваемых электричеством, вызывало ощущение, что попала в колониальную эпоху, когда Бирма, как тогда называлась ...
Подробнее1 USD = 82,9560 руб.
1 EUR = 88,7724
+7 (495) 363-53-40